Н. Д. Гурьев. Страсти и их воплощение в болезнях (соматических и нервно-психических). Ч.2

Нарисуй человека под дождем и пришли мне ! Рисунок расскажет о том, с какими трудностями Вы находитесь в борьбе в настоящий период жизни.

Если иные бывают в расслаблении, имеют поврежденные члены, страждут огневицею и недомогают; то сие произошло от греха, потому что он есть корень всех зол; от него же бывают душевные пожелания и худые помышления.

Св. Макарий Великий

СОДЕРЖАНИЕ

• Предисловие
• О путях возникновения, формирования и роста болезней
• О грехе
• О добродетели
• Перечень некоторых болезней с указанием их предположительных причин, которые, при всем разнообразии характеров, наблюдаются всегда.
• Психические заболевания
• Соматические заболевания
• Краткое изложение сложившейся методики бесед с больными (нуждающимися)
• Перечень и определения отрицательных качеств (грехов) с описанием некоторых из них
• Перечень и определения положительных душевных качеств (добродетелей)
• Дерево греха

О ГРЕХЕ

При всем разнообразии грехов, вне зависимости от их проявления в жизни и положения на древе греха, для их совершения необходимо наличие греховности. Греховность – это возникшее при совершении первородного греха нашими прародителями и ставшее привычным обращение внимания и желания к внешнему как к цели, а не как к средству ее достижения. Греха без греховности быть не может. Сказанное ни в коем случае не означает, что жизнь и деятельность в мире необходимо греховны и для спасения души необходимо изображать из себя какого-то полумонаха, изрекающего трафаретно благочестивые фразы. Мирская жизнь, слагающаяся из служения Богу и людям, вполне может рассматриваться как благочестивая и спасительная.

Чем большей желательной и мыслительной силами одарена при создании душа человека, тем более напряженной будет и его греховность, и тем больше вероятность совершения человеком конкретных грехов. Соотношение общей греховности и конкретного греха можно уподобить соотношению между давлением жидкости в трубе и ее прорывами в слабых местах: такой прорыв более вероятен при высоком давлении и совершенно невозможен, если давления нет. Понимание этого отразилось в поговорке "Где тонко, там и рвется”. "Починка трубы” в данном конкретном месте не устраняет возможность аварии, пока сохраняется давление. Точно так же человек, чья греховность воплощалась в чревоугодии, может "починить” трубу и ограничить прием пищи, но тогда греховность "прорвет трубу” раздражительностью, жадностью, а "починка” в этих местах прорвет ту же самую "трубу” тщеславием, самолюбованием и проч. Так будет продолжаться до тех пор, пока греховность наличествует.

Человек, для которого нравственные ценности являются первостепенными, разумеется, тоже обращает внимание на внешнее, но только как на средство выполнения им заповедей. Он не устремляется к внешнему с вожделением и протестом, а с терпением принимает окружающее. Для всех остальных внешнее или какая-то его часть является самостоятельной и окончательной целью. В связи с тем, что большинство людей действует без учета нравственной ценности своих поступков, поступки закономерно оказываются безнравственными зло-, а не благонравными.

Всякий человек состоит из души и тела, которым душа пользуется для достижения желаемого или потребного. Различие в природе души и тела, разумеется, влечет за собой различие в том, что потребно для их существования, здоровья и жизни. Материальное тело, естественно, стремится к материальному миру, который необходим только для поддержания его существования, а душа, также естественно, стремится к духовным ценностям, которые необходимы для поддержания ее жизни, точно так же, как пища и питье – для поддержания жизни телесной.

По устройству телесному человек весьма близок к бессловесным существам, а по устройству душевному резко отличается от них не столько наличием интеллекта, сколько способностью различать добро и зло. 

Поэтому справедливо говорить, что человек, круг интересов которого ограничен удовлетворением физиологических потребностей, живет животной жизнью, как животное. К физиологическим потребностям относятся не только потребность в пище, питие и воспроизведении, но и потребность видеть, слышать, обонять, осязать и ощущать свое собственное тело. Но телесные ощущения не способны насытить душу, и само душевное устремление к ним об этом свидетельствует, ибо сытый человек не ищет пищи. Поэтому желание сделать эти ощущения более тонкими и разнообразными при помощи искусства, скорее свидетельствует не о наличии духовных интересов и не о богатой душевной жизни, а о желании сделать более утонченными, эстетизировать животные потребности. Именно удовлетворению животных, а не душевных потребностей и служат современные телевидение, кино, театр, живопись и литература. Удовлетворение потребностей и услаждение этим удовлетворением свойственно не только человеку, но и любому животному. Человеку свойственно во внешнем мире стремиться к тому, что напечатлевается в его душе через органы чувств его же вниманием и желанием, ему всегда свойственно воплощать в жизни свое внутреннее расположение.

Таким образом, можно сказать, что всякий грех является воплощением греховности, воплощением устремленности желаний и внимания человека ко внешнему. Будучи направлен на внешнее и во внешнее, всякий грех представляет из себя ту или иную форму самоутверждения человека в окружающем мире, способ расширения границ своего влияния и возможностей. На границе между сферой влияния человека и остальным миром обычно возникают неприятные, ему неподвластные ситуации, возникают конфликты. Расширение сферы влияния позволяет включить в нее конфликтные зоны и тем самым разрешить возникшие конфликты.

Но при расширении сферы личного влияния увеличивается протяженность ее границ и неизбежно возрастает число возникающих конфликтов. Поскольку такое "расширение” используется для получения приятных ощущений, постольку вредность греха не сразу делается очевидной. Святые отцы говорят, что всякий грех либо льстит душе, либо ласкает тело; что всякий грех сладок и приятен, а плоды его горьки, отвратительны и непереносимы. При совершении любых поступков человек руководствуется либо нравственными соображениями, и ищет душевной пользы, либо, условно говоря, пренебрегает нравственностью. Условно – только потому, что его поведение все равно определяется нравственными качествами, но отрицательными (ложь, жадность, хвастливость и т.д.). При этом он как в одном, так и в другом случае, приобретает навык в совершении определенных поступков, они делаются для него привычными.

В связи с тем, что в природе человека заложено свойство склоняться к добру, многие люди, приверженные к тем или иным грехам, пытаются доказать, что в грехе нет ничего плохого, поскольку признав его худость, они уже не смогут бездумно рабствовать греху. Другие люди просто не отмечают в себе наличие греха, желая его не видеть и не противостоять ему. Как правило, это относится к тем грехам, которые сделались настолько обычными для человека, что им уже не замечаются. Поэтому отрицание человеком какого-либо греха в себе рассматривалось святыми отцами как неоспоримое свидетельство наличия и выраженности в нем именно отрицаемого им греха. Оправдывая свои грехи, люди часто ссылаются на их естественность и, следовательно, узаконенность согрешений.

Несостоятельность такого утверждения делается очевидной даже при самом поверхностном рассмотрении того действия, которое оказывает грех на душу человека, на человека в целом. Например, обидчивость сопровождается эмоциональным состоянием, которое характеризуется зависимостью, напряженностью, смущением, сомнениями, стыдом и страхом. Но этот же эмоциональный фон сопутствует и трусости, и хвастливости, и жадности, и всякому другому греху. Вызывается это эмоциональное состояние только у тех людей, у которых естественная душевная чувствительность не притуплена грехом, у которых душа сохранила способность ощущать и, следовательно, сохранила еще жизнь, ибо все живое ощущает, а теряет эту способность – умершее. Очерченное эмоциональное состояние можно обозначить одним словом – дискомфорт. Выраженный дискомфорт можно обозначить словом "боль”, длящуюся боль – словом "болезнь”. А завершение болезни – смерть, если не наступает выздоровления.

То, что естественно для какого-либо живого существа, не может вредить ему: рыбам не вредит пребывание в воде, кактусам не вредит засушливый климат, а камышу – постоянное пребывание в болоте. Поэтому, если бы грех был естественным для человека, то не приносил бы ему ни болезней, ни неприятностей. Привыкший удовлетворять греху человек легче удостоверится в пагубности греха, наблюдая за другими людьми, и с большими трудностями, при наблюдении за самим собой.

Всем известно, какие мучения, проистекающие не от трезвости, а от неудовлетворенного пьянства испытывает алкоголик. Но подобные же мучения приносят человеку и неудовлетворенные блудливость, чревоугодие, хвастливость, самолюбование, жадность и прочее. Зависимость страстного человека от возможности удовлетворять преобладающей страсти, весьма вероятно, принимает участие в формировании адских мучений, ибо лишенная тела душа, порабощенная при земной жизни грехом, испытывает мучения из-за страстей, которые уже невозможно удовлетворить прямо или хоть чем-то компенсировать.

Эти мучения, по-видимому, и в этой жизни, и в загробной нельзя объяснить мучениями стыда или совести, так как и стыдливость, и совестливость являются качествами положительными и по природе своей доставлять человеку мучений не могут так же, как не могут мучить человека доброта, вежливость, терпение и другие добродетели. Нельзя также считать, что причиной возникновения и роста греха являются окружающие человека вещи и явления, ибо практически все, что окружает человека, не является плохим само по себе. Даже о вещах, которые общепринято считаются причиной греха. Святые отцы говорят, что нет плохого ни в вине, ни в женщинах, ни в деньгах, а что плохо злоупотребление ими. При этом, само собой разумеется, что благоупотребление не является ни греховным, ни предосудительным.

В то же время все, что традиционно считается хорошим, то есть поступки или вещи, делается плохими, если совершается или употребляеется беззаконно, неуместно, несвоевременно или непосильно. Святые отцы прямо говорят, что все хорошее, если оно не к месту, не ко времени или непосильное – от сатаны.

Всякий грех является качеством отрицательным. Законность и обоснованность такого наименования обусловлены тем, что, несмотря на видимую распространенность, грех не существует сам по себе. Он существует только как отрицание какой-то добродетели, как отрицание положительного качества. И, действительно, солгать о чем-то человек может, только если ему известна правда и если он отрицает правдивость. Точно также скупость является отрицанием щедрости, если человек имеет физическую возможность быть щедрым, но бедняк, готовый помочь и отказывающий в подаянии, так как не имеет просимого, не может быть обвинен в скупости.

Из этой природы греха проистекает странный на первый взгляд вывод: чем больше грехов у человека и чем в большей степени они выражены, тем более душа человеческая при создании была одарена добродетелями, которые отвергаются, отрицаются грешащим человеком. Как естественное благонравие толкает неразборчивого человека на оправдание греха, так и противоестественное злонравие обнаруживается тем, что человек борется с грехом. Не будет человек безразличный к выпивке прикладывать усилия, чтобы удержаться от нее, нет нужды свободному от болтливости удерживаться от многословия; скромный избавлен от необходимости бороться с желанием привлечь к себе внимание. И, говоря в общем, каждый человек, не склонный ко греху, не имеет нужды ему противостоять, ибо нелепо воевать с тем, чего нет, с отсутствующим противником. Поэтому необходимость для каждого человека противостоять греху, прежде всего, свидетельствует о его греховности, о его худости, от которой не свободен ни один человек. Поэтому человек, утверждающий, что он успешно борется с грехом, что он не согрешает делами и потому считающий себя благонравным, добродетельным, глубоко заблуждается. Святые отцы говорили, что чревоугодник осуждается безусловно, но что точно так же осуждается тот, кто не чревоугодничает (по каким-либо причинам) и сожалеет о невозможности чревоугодничать.

Человек во внешнем мире всегда претендует только на то, на что считает себя имеющим право. Иллюзию такого права дает человеку гордость. Гордость – это первый грех, им согрешил Денница когда, будучи тварью, решил обходиться без Творца и счел себя самостоятельным источником того, что ему желательно. Этот грех повлек за собой возникновение множества других грехов, которым сатана научил и которыми соблазнил значительную часть ангелов и наших прародителей. Грехи эти множились и ветвились. Именно поэтому святые отцы считают гордость стволом дерева греха, от которого произрастают все остальные известные грехи. При рассмотрении древа греха делается понятным, почему один и тот же конкретный недолжный поступок может быть обусловлен различными отрицательными качествами (грехами). Все грехи соблазняют людей временной приятностью, и, обращая внимание к временному же, не позволяют увидеть вечные последствия согрешений. Но наиболее коварными можно считать в этом плане такие грехи, как терпимость, выдержка и самооправдание.

Выдержка не позволяет человеку увидеть его внутреннее греховное расположение, поскольку он обращает внимание на отсутствие греховных дел или поведение (внешнее). Самооправдание не позволяет человеку признать греховность своего поведения и попытаться выправить его (исповеданием и раскаянием). Терпимость же научает не отделению от греха и тем более не противостоянию греху, а учит согласию с ним, приспособлению к нему и получению от него материальных благ.

Вообще же все грехи находятся в постоянной вражде друг с другом, так же как и служащие им бесы. Эти бесы бывают согласны друг с другом и соучаствуют только в одном: в погублении человека. И, действительно, либо человек, находясь в гостях, будет чревоугодничать, либо тщеславиться своей воздержанностью; либо будет воровать из жадности, либо воздерживаться от воровства из трусости (добродетельные варианты не рассматриваются). В то же время, если человек произвольно обращается к служению какому-нибудь одному греху, то остальные бесы перестают ему докучать с тем, чтобы не отвлечь от этого служения и не помешать душевному погублению человека. При этом чем сильнее бес (или страсть), чем ближе она к гордости, тем меньшее количество грехов может осмелиться оспаривать у нее свою власть над человеком.

Вообще всякая власть греха возникает только в случае выполнения человеком внушения греха и его требований. Сохраняется эта власть только в том случае, если человек своими делами или словами подтверждает свое согласие с грехом и подчиненность ему. Подтверждаться это может безобидными словами: "Да, я жадный, трусливый и т.д.”. При этом человек не замечает, что в этих словах заключается признание его порабощенности грехом и единение с ним, а словами: "Есть я, и есть нападающий на меня грех” – человек и отделяет от себя грех, и противостоит ему, и, разумеется, выражает свое отношение к нему. Именно отношением к греху и к собственной греховности формируется личность человека, его поведение, его принципиальная жизненная позиция. Если человек намерен признать свою греховность и противостать греху, то он будет стараться узнать о грехах как можно больше, точно так же, как всякий солдат старается больше узнать о своем противнике с тем, чтобы распознать, что из себя представляет противник и когда можно ожидать его нападения, и чем он располагает, и как лучше ему противостоять.

Человек, желающий сохранить свою греховность, устремление к материальному, будет отрицать и Бога, и духовный мир. Если же он и признает духовный мир, то будет отрицать свою поврежденность грехом, поврежденность своих желаний, мыслей и будет утверждать, что он "хочет только хорошего”. Когда же он признает свою греховность, то он станет "стремиться к праведности”, "к праведным поступкам и делам”. Но дела и поступки совершаются во внешнем мире, таким образом человек достаточно надежно обосновывает и узаконивает свою греховность, свое стремление ко внешнему миру под тем или иным предлогом. Кроме того, необходимо иметь в виду, что, когда целью человека является "праведность”, он все свое внимание направляет именно на ее поиски. При этом он сам в общении с подобострастными людьми оценивает свое поведение, не замечая при этом, что грешит "самоправедностью”. Раньше таких людей называли "самосвятами”.

Многие люди не желают разбираться в том, что из себя представляет каждый отдельный грех и как он проявляется, считая достаточным свое "духовное чутье”, ощущение, забывая при этом о повреждении грехом человека в целом и "духовного чутья” в частности. Но тем самым они лишают себя возможности распознать грех в себе, в окружающих и правильно к нему отнестись. Так например, мало кто увидит плохого в своем желании всех сделать счастливыми. Люди не заметят, что неудовлетворенность этого желания тягостна, и не вспомнят, что тяготит человека неудовлетворенный грех. Но разве во власти человека всех сделать счастливыми? Разве человек является источником блага? Нет. Это гордость заставляет человека считать себя источником всякого блага. Совершенно необязательно для проявления грехов высокий интеллект, или другие формы одаренности. Он может проявляться и в бытовом, и в трагическом, и в комедийном обрамлении. Так было с бароном Мюнхгаузеном, который сам себя вытаскивал из болота за волосы, да еще вместе с конем. Так же бывает и с обычными людьми, которые стремятся к самоулучшению или самоисправлению.

Неспособность видеть собственный грех лишает возможности устранить причиняемый им вред. Это опасно для всякого человека, но наиболее бедственно для тех, кто осмелился взять на себя священнические обязанности.К священникам чаще всего обращаются люди, намеревающиеся противостоять греху, но не располагающие необходимыми для этого знанием и опытом. Что может посоветовать таким людям священник, который не видит собственных грехов и греховности, не противостоит им и не имеет опыта противостояния? Кроме общих рассуждений – ничего. Его советы можно сравнить с советами, которые дает начинающему водителю человек, сам никогда не садившийся за руль. За погубление души отвечать, конечно, придется, но погубленным его советами не будет ни легче, ни лучше.

Кроме этого нужно иметь в виду, что непонимание вышеестественного дара священства ведет к отрицательным последствиям как для священников, так и для мирян. Многие священники совершенно безосновательно полагают, что рукоположение сообщает им личную святость и мудрость, которые они и тщатся обнаружить, невольно впадая при этом в самомнение. Миряне же, впадая в другую крайность, в заблуждении своем полагают, что дар священства может быть умален или вовсе обесценен греховностью человеческой природы священника, и уклоняются от исповеди и причастия до тех пор, пока не найдут "хорошего” священника, не замечая, что при этом впадают в грех человеконадеяния.

И не хотят вспоминать люди, что внимание человеческое – векторно, и даже ищущий ягоды в лесу не заметит растущих там же грибов, а ищущий признаков своей праведности просто не способен заметить свои же грехи. А ведь способность видеть грехи свидетельствует о приближении человека к Богу, так же как не замечаемая в темноте грязь на одежде делается заметней по мере приближения к свету. Отношение к видению человеком грехов очень хорошо иллюстрируется словами старца, обращенными к молодому монаху, который сообщил, что видит ангелов: "Видеть ангелов дело обычное, а вот видеть собственные грехи – это достойно удивления”.

По своей природе бесы отрицают всякое добро и не дают ему части в себе. Но тем более они отрицают добро в людях и всячески усиливаются склонить их к такому же отрицанию добра. Подобным же образом ведет себя грех в порабощенных им людях: пьяница навязывает окружающим пьянство, сребролюбец склоняет к поискам прибыли, ничтожный гордец заявляет, что "человек – это звучит гордо”. Тех же, кто таким соблазнам противостоит, грешник отвергает даже невольно, не принимая своим произволением то доброе, от чего соблазняемый не согласен отказаться.

Но как бесы, так и их служители помимо склонения ко греху имеют еще одну возможность обречь человеческую душу на вечную погибель. В этом случае они не будут призывать к грехам, не будут причинять всевозможные неприятности. Напротив, они будут всячески содействовать человеку, преследуя одну цель: чтобы человек поверил им и не отделялся от них. Они прекрасно помнят то, о чем забыли люди: вера определяет, надежда устремляет к тому, во что веришь, а любовь соединяет с тем, на что надеешься. Поэтому и бесы, и грешники могут говорить всю жизнь правду, чтобы им поверили, при этом ни разу не солгав, и всю жизнь материально "благодетельствовать” (или хотя бы бесконечно обещать материальное благосостояние), чтобы их любили. В этом случае душа человека, соединившись с ними сначала верой, потом – любовью, разделит их загробную участь, чем и будет погублена.

Распознать собственный грех человек может несколькими способами:

1) Удовлетворению какого качества послужили бы поведение и действия, обусловленные болезнью, если бы совершались здоровым человеком.

2) От совершения каких действий (на работе, в быту) человек воздерживается в связи с болезнью и о каком качестве такое "воздержание” свидетельствовало бы вне болезни.

И в первом, и во втором случае речь может идти об "условной приятности” заболевания.

3) Какие грехи человек видимо не совершает сам, но не только попустительствует, потакает их совершению другими, а даже соблазняет на эти грехи.

4) Проявлению каких качеств, воплощаемых делами или состояниями, способствует гиперфункция отдельных органов или систем, возникающая в результате тренировки или только сознательной деятельности человека. В случае тренировок необходимо уяснение вопроса: для чего, с какой целью человек сознательно приобретает те или иные навыки.

5) Воплощение во внутренней деятельности организма тех тенденций, с которыми человек согласен, но которые не может воплощать во внешней деятельности, подчиняясь тому или иному душевному качеству (замена "душевного чувства” на "телесное чувство”).

6) Наличие какого-либо греха может быть замечено человеком по дискомфортному душевному состоянию, которое несомненно свидетельствует о наличии греха, даже если человек его не видит.

7) Видение совершаемого греха (напр. пьянства, курения, сквернословия).

8) Указание на грех окружающими, вызывающее эмоциональный протест с попыткой оправдать или объяснить свое поведение.

9) Согрешение других людей, вызывающее раздражение и склонность к осуждению.

10) "Свято место пусто не бывает” – поэтому каждый человек может проверить наличие в себе той или иной добродетели и ее отсутствие расценить как свидетельство наличия противоположного ей греха.

11) Прямым указанием на конкретные грехи и на общую греховность может служить расхождение между поступками человека и их побудительными причинами с одной стороны, и Евангельскими заповедями с другой стороны.

В отношении окружающих тебя людей можно руководствоваться относительно простым правилом: все те, кто льстит тебе, кто призывает искать материальных ценностей или обещает их тебе, все, кто любым способом возвеличивает тебя или призывают к самовозвеличиванию, все, кто призывает искать приятной и легкой жизни, все, кто обращает внимание на величие человека или человечества – все лгут тебе и ищут погибели твоей душе.

Правда, найти в себе грех может только тот, кто прилагает к этому усилия, кто согласен трудиться не ради временной, но ради вечной жизни. Возникшее видение греха отвращает и пугает человека, чему всячески способствуют бесы или служащие им грешники в надежде на то, что человек, убоявшись, перестанет обнаруживать и исповедовать свои грехи. В утешение таким людям можно сказать, что по мнению святых отцов, видение собственного греха свидетельствует о приближении человека к Богу, и делается возможным благодаря этому приближению.

Так же грязь на одежде незаметна в темноте, но при приближении человека к свету делается видимой благодаря этому приближению. Какое общение света ко тьме, что общего у верных с нечестивыми? Очевидно, что человек не имеет множества вариантов отношения к греху, а может выбирать одно из двух. Или он признает свою греховность и конкретные грехи и решает противостоять им с Божьей помощью, или он отвращается от Бога и продает себя в вечное рабство греху (и в муку) за временные приятности. Любые попытки человека воспользоваться приятностью греха и избегнуть его мучительных последствий могут иметь лишь временный успех, за которым последует тем горшее мучение, тем более тягостное наказание.

Вообще грехом можно либо тяготиться, либо услаждаться, а сама тягостность может вызываться как согрешением, так и невозможностью согрешить.

Из сказанного делается ясным, что знание о грехах жизненно необходимо человеку. В то же время постоянное содержание вниманием чужих грехов не может не оказать пагубного влияния на человека. Знание грехов и греховности необходимо для обращения к добродетелям, к животворным Евангельским заповедям, к Богу. Обращаясь к ним желательной и мысленной силой души, человек и осуществляет практически противостояние греху и обретает Жизнь, здоровье или силы для перенесения недугов.

Распространение греха, "заражение” грехом возможны не только тогда, когда человек сознательно склоняется к нему своим произволением. Сам факт общения с человеком, порабощенным грехом и носящим его в себе, влечет за собой в душевном плане те же последствия, что и общение с больным инфекционным заболеванием. Человек в результате контакта с грешником приобщается именно к тому греху, которым грешник заражен и страдает. Наиболее заметен такой способ передачи греха при рассмотрении отношений родителей и детей. Дети, безусловно, не только заражаются от родителей грехами, но и страдают от болезней, которые этими грехами вызываются. Поэтому говорить о безгрешности людей, видимо, нет ни малейшего основания. Но можно и нужно помнить о том, что, по своей малости, ребенок до определенного возраста не подлежит ответственности перед Богом за усвоенные греховные наклонности и грехи. И странно ведут себя родители, пытающиеся искоренить в ребенке те грехи, которыми сами услаждаются если не в делах, то в мыслях.

Мучительность неудовлетворенного греха проходит, если его требования выполнить, и человек получает некоторое успокоение, передышку. Но это успокоение влечет за собой не освобождение из-под власти греха, а еще большее порабощение ему, зависимость от него. Грех, как удав, проглотивший добычу, на некоторое время успокаивается и за это время – вырастает. Так например, опохмелившийся алкоголик испытывает субъективно ощущение улучшения состояния. Но улучшение – это признак выздоровления. Разве, опохмелившись, он излечился от алкоголизма?

Люди могут соучаствовать в совершении любого греха, но это их объединение носит временный характер, и такое соучастие не исключает вражды и конкуренции между участниками, а, напротив, предрасполагает к ним. Грех заставляет грешника оценивать поведение других людей с его собственных греховных позиций и изыскивать даже несуществующий грех, потому что безгрешное поведение делается для него непонятным.

Поскольку каждый человек в той или иной мере осознает худость греха, то он пытается его скрыть, и следовательно, то, что человек пытается скрыть, чаще всего оказывается основанным на том или ином грехе.

Грех можно обнаружить по плодам (результатам) деятельности, которые оказываются огорчительными, вредоносными.

Поскольку качества необходимо воплощаются в результатах деятельности, по этим результатам человек может судить о не замечаемых им в себе грехах. Как говорят святые отцы, человек наказуется тем, чем согрешает. Поскольку последующего греха не бывает без предшествующего, постольку человек, заметивший какой-то грех, может без сомнений узнать, какие еще не замечаемые им грехи есть в его характере (древо греха).

Обычно греховный человек тяготится предстоящими делами или событиями, которые не предоставляют ему видимой возможности удовлетворять своим грехам.

Поскольку грех не входит в естество человека, неправильно говорить: "Я жаден”, ибо этим утверждается чуждая человеку власть греха над ним. Сказав же: "есть я, и есть паразитирующий на мне грех”, человек уже кладет начало отделению себя от греха. Возможно, что точно также не следует говорить о том, что человек принуждает себя к добродетельному поведению. Принуждать себя к добродетели человек не может уже хотя бы потому, что добродетель естественна ему, а к естественному нет необходимости понуждать. Поэтому правильнее и лучше считать, что человек борется не с собой, а с паразитирующими на нем бесами и что понуждает себя не к добру, а к противостоянию толкающим его ко злу грехам.

О ДОБРОДЕТЕЛИ

Говорить о добродетелях гораздо труднее, чем о грехах по целому ряду причин.

Добродетели, по природе своей, противятся обнаружению и выставлению на всеобщее обозрение, как бы на позорище. Они духовны и не лишены таких свойств духа, как неописуемость, непознаваемость и неощутимость, что делает затруднительным описание их самих и форм их воплощения. 

Молчаливость свойственна каждой из них в отдельности и всем вместе, и поэтому невозможно отыскать для их описания множество выразительных слов. Да и пытающийся говорить о добродетелях и обращающий для этого на них свое внимание невольно умолкает в осознании собственной чуждости добродетелям, собственной греховности. Язык не поворачивается говорить, а рука не поднимается писать о добродетелях. Говорить о добродетелях по праву может лишь тот, кто служит им, а не враждует с ними своими грехами. Служить же добродетелям практически то же, что служить добродетелями Богу, быть рабом Божиим. А у многих ли хватит дерзновения, смирения и самоотвержения для причисления себя к рабам Божиим? Слишком ко многому обязывает такое наименование, и непосильно велико оно для современного человека. Правда, некоторые называют себя так по самомнению или невежеству, или тщеславию, но не о них речь. Посильнее и безопаснее для человека видеть собственные грехи и противостоянием им охранять добродетели. Поэтому, видимо, и святые отцы в своих писаниях больше внимания уделяли распознанию и обличению грехов.

К сожалению, в современном мире слишком много людей, актерствуя, изображают добродетели и этим лживым изображением вводят в заблуждение, злоупотребляя доверчивостью окружающих. Честных людей такие "актеры” отвращают от веры, лицемерных – вербуют в соучастники, а простодушных развращают. Потребность хоть как-нибудь, по мере сил, воспрепятствовать этой лжи и побуждает рассматривать добродетели.

Все добродетели вызывают в душе ощущение радости, уверенности, спокойствия, справедливости, ясности, свободы. Противостоя греху, они предотвращают возникновение заболеваний. Если же заболевание уже сформировано, добродетели содействуют выздоровлению человека, отводя его от причин смерти, от греха. Как грех является разрушительным не только для здоровья человека, но и для всей его деятельности, так и добродетели делают любую деятельность созидательной, как созидательна любовь, от которой они берут свое начало и без которой немыслимы. Потому Бог и является творцом, потому и Христос сказал: "Без меня не можете творить ничего”. Употребил слово "творить”, как имеющее созидательное значение, а не слова "делать”, "трудиться” или "работать”.

Сущность и назначение добродетелей в служении добру в самом широком смысле этого слова, потому они и именуются добродетелями, делателями добра. На них основывается любое доброе дело, совершаемое человеком, и любое дело может быть отнесено к добрым только в том случае, если имело своей побудительной причиной ту или иную добродетель. В отличие от грехов, добродетели не враждуют и не соперничают между собой. Напротив, они всегда едины и уже наличествующие в характере человека привлекают к себе еще недостающие. Их единение настолько тесно, что. служа одной добродетели, человек теми же поступками и в то же время служит всем остальным. Так например, совершая храбрый поступок, человек, разумеется, служит храбрости. Но храбрость невозможно себе представить без самоотверженности, самоотверженность без смирения, смирение без бескорыстия, бескорыстие без человеколюбия... Продолжать это перечисление можно до тех пор, пока не будет исчерпан весь перечень добродетелей. Объясняется это тем, что добродетели, при всем своем разнообразии, тяготеют к объединяющей их любви, а грехи, происходя от одной гордости, разбредаются по многообразию мира. Поэтому единение людей любовью и добродетелями можно объяснить самой природой добродетелей так же, как неизбежное разъединение гордостью и другими грехами – природой грехов.

Добродетели естественны для человеческой природы и тягостных душевных ощущений не вызывают.

Радостью, в отличие от телесной приятности, называется душевное ощущение жизни, возникающее при встрече человека с тем, что животворно само по себе или является проявлением жизни. Дети, весна, добродетели окружающих могут вызывать в душе ощущение радости. Но еще большую и постоянную радость человек испытывает, когда противостоящие греху (болезни, смерти) добродетели постоянно пребывают в его душе.

Добродетели не устремляются желанием ко внешнему миру, подобно грехам, а неотлучно пребывают в сердце человека. Сказано, что "от сердца бо исходят помышления злая” (Мф. 15, 19), но не помышления добрые; словами этими указано, и что исходит, и откуда. Всякая добродетель ищет потребного себе не во внешнем устроении мира, человека в мире или в предметах и явлениях земного мира, а в бережливом, строгом, доброжелательном, правдивом, добродетельном отношении к тварному миру. Поэтому любое устремление желания ко внешнему миру не может иметь своей причиной добродетель, как бы это желание ни пытались представить добродетельным. Такое устремление всегда греховно.

Человек, бегающий по улицам, хватающий прохожих за платье и предлагающий сделать для них совсем немножко, хоть маленькую кучку добра, вряд ли руководствуется добрыми побуждениями. Скорее всего, им движут самомнение, самолюбование или иные грехи.

Сказанное не означает, что добродетели делают человека пассивным. Напротив, человек активнейшим образом взаимодействует с внешним миром, не устремляясь к нему с вожделением или протестом, а принимая мир и все, что в мире, и выбирая свою линию поведения. Человек ставит при этом своей целью не что, а как делать. Жадность может заставить человека работать, но за деньги, а не за совесть. В то же время такие добродетели, как трудолюбие, обязательность, ответственность, сделают работу более успешной и плодотворной.

Материальный мир изменчив, и материалистическая (греховная) ориентация души на внешнее ведет к изменениям ее состояния, которые ощущаются ею как взволнованность. А духовные ценности неизмеримы (неизмеряемы), неизменны (постоянны), и их воздействие на душу ощущается как спокойствие. Внешние изменения могут менять планы и действия добродетельного человека, оставляя неизменным его отношение к внешнему, его душевное состояние. В этом отличие от греха, который, при изменении внешнего, изменяет отношение ко внешнему души, изменяет ее состояние, оставляя неизменными внешние цели.

Любой грех вносит смуту в человеческий ум, смущает душу, лишая ее возможности трезвенно и ясно оценивать объективную реальность. Более чем другим грехам, такое воздействие свойственно нетерпению (мятежности). Если же человек терпением принимает окружающей мир, то получает возможность трезво уяснить значение всего, что в мире, и тогда в душе возникает ощущение ясности. Возможно, поэтому прилежание к Иисусовой молитве святые отцы называли трезвением ума.

Кстати о молитве. Трудно противостояние греху. Трудна и сердечная Иисусова молитва уже хотя бы потому, что, устремляясь к Царству небесному, которое внутри, в сердце, в самой сердцевине человека, она своей направленностью пресекает любые поползновения греха, который всегда устремлен изнутри во внешнее. Трудна она, но не тягостна и не вредоносна, ибо повредить человеку может только грех, а тяготить может только то, от чего человек хочет и не может избавиться, уклониться. Она же научает человека, куда направлять своим произволением дела, совершаемые ради Бога. Отрицать благотворность Иисусовой молитвы и видеть в ней причину "прелести” можно, только игнорируя по невежеству или злонравию святоотеческое учение о ней. Во всех прочих случаях любое мнение всегда должно быть достаточно обосновано личным опытом. И когда слышишь от людей, не имеющих опыта работы в психиатрии, безапелляционное заявление о том, что для новоначального Иисусова молитва – это прямая дорога в сумасшедший дом, то невольно возникает вопрос: в какой больнице (сумасшедшем доме), с каким диагнозом и как долго находился говорящий?

Ощущение свободы настолько хорошо известно каждому человеку, что нет необходимости его описывать и расшифровывать, а потребность свободы настолько естественна и велика, что человека тяготят любые ее ограничения. Ограничить можно только то, что имеет хоть какие-то измеряемые признаки. Такими признаками обладает материя. Следовательно, любые ограничения человека могут быть только внешними, материальными, никоим образом не затрагивающими свободу человека как таковую, ибо она духовна и материальными средствами ограничена быть не может. Можно сказать больше: никто и ничто в мире не властно лишить человека свободы. Только сам человек может, согласившись с греховными желаниями, привязаться к тем или иным предметам и явлениям внешнего мира. Когда же человек привязывается к чему-либо во внешнем, тогда же делается и зависимым от объекта привязанности, тогда и утрачивает свою свободу. Лишение свободы проносит тягостные ощущения, сравнимые по своей невыносимости с ощущениями задыхающегося человека. Так и говорят иногда: задыхаюсь без свободы. Ощущаемую утрату свободы человек обычно связывает с внешними ограничениями и все силы души и тела устремляет ко внешнему в надежде обрести утраченное. Результатом таких усилий бывает еще большая зависимость от внешнего мира, еще большая порабощенность грехом, еще большая утрата свободы. Вот добродетели – те не лишают человека свободы, не привязывают ни к чему. Поэтому всякая зависимость, которую человек ощущает в себе или окружающих, может быть обусловлена только наличием греха.

Понятие о свободе часто увязывается с понятием о так называемых "правах человека”, поэтому уместно коснуться сейчас и этих самых "прав”. Обычно говорят, что человек – свободен, а потому имеет право делать все, что ему угодно. В то же время всякий признает, что человек не имеет права лгать, красть, убивать. Короче говоря – не имеет права совершать грех, грешить. А как же быть со свободой, с правом человека выбирать свое отношение к окружающему? Но ведь никто не лишает человека его права, которое, по сути своей, является благословенной возможностью. Когда же человек, пользуясь своим правом, выбирает то, что не только не благословляется, а заведомо порицается, он сам, отдав предпочтение греху, лишает себя и правоты, и права, и правильного поведения. Вот и получается, что волен человек вести себя, как ему вздумается, а права на это не имеет, что бы ни говорили борцы за "права человека”, которых правильнее было бы, учитывая их стремление связать внимание человека внешним, называть борцами за полное человеческое бесправие и порабощенность внешним.

Ощущение уверенности также сопутствует добродетелям и возникает при обращении к ним человеческой души. Обращение это всегда непосредственно, прямо и безусловно. Оно всегда доступно, подвластно и посильно человеку, и для него требуется только его произволение. Если же желание обращено к материальному, то достижение цели возможно, как правило, несколькими путями. Следовательно, возникают и несколько сопутствующих мнений о способе достижения желаемого, возникают со-мнения.

Для того, чтобы выполнить какую-нибудь физическую, телесную работу, потребны силы и время. Выполнение работы интеллектуальной требует еще больших энергетических и временных затрат, а результаты ее, выводы и решения человеческого рассудка, далеко не всегда оказываются достоверны и благотворны. А зрению не нужны ни время, ни силы: одного беглого взгляда в окно достаточно, чтобы увидеть, какая на улице погода. Следует отметить, что при сколько-нибудь длительном рассматривании того, на что оно направлено, зрение легче замечает не отдельные детали общей картины, а любое изменение в ней; любое движение сразу привлекает внимание, сразу бросается в глаза. Слух может давать информацию о том, что не воспринимается глазом. В лесу, например, сначала слышно зверя, а потом уж видно его. Если же человек трещит сучьями, пыхтит, кашляет, разговаривает, то слышать он может только себя самого.

Подобным образом воспринимается окружающее и душой. Она может мгновенно почувствовать угрозу в окружающей обстановке или ощутить состояние впервые встреченного человека; недаром говорят, что первое впечатление о человеке бывает самым правильным. Если душа наполнена шумом собственных страстей, если занята исключительно своими мыслями и переживаниями, то в этом водовороте чувств внешнее воздействие на нее окажется незамеченным и не получит должной оценки. К чужим эмоциям, ощущаемым душой, она будет относиться как к собственным порождениям..

Справедливость и стыд тоже душевные ощущения. Они воспринимаются тем органом души, который называют совестью так же, как форма и окраска предметов воспринимается зрением. Справедливость – это ощущение соразмерности между достоинствами (качествами) человека или его делами и воздаянием за них или хотя бы правом человека на те же самые воздаяния. Лишая человека желаемого и обосновывая это лишение, так и говорят: не достоин, не заслужил. Поэтому, кстати, наш народ и испытывает лишения.

В том числе и лишение правительства и президента, ибо Президент РФ заботится по-отечески обо всех субъектах РФ и, между всеми прочими, в том числе о России. У всех этих самых субъектов, кроме президента РФ, есть еще и свои, национальные президенты и правительства, отстаивающие интересы именно своего народа, а у России их нет. Как не было ЦК Коммунистической Партии России. Почему сложилось такое положение, трудно сказать. То ли русские люди сами себя лишили права иметь главу своей страны, то ли до сих пор атеистическое руководство несовместимо с бывшей православной страной, то ли есть еще какая-то причина... Трудно сказать. Но безусловно верны слова ап. Иакова: "Желаете – и не имеете; ...препираетесь и враждуете – и не имеете, потому что не просите. Просите и не получаете, потому что просите не на добро...”

Стыдом же называют ощущение нарушения означенной соразмерности между делами (достоинствами) и воздаянием за них. Это ощущение возникает у человека при наличии у него греховных мыслей и дел. Но любое нарушение справедливости, даже не имеющее к человеку никакого отношения, вызывает у него ощущение неловкости за чужие слова и поступки. Нормальный человек испытывает неловкость даже за того, кто его незаслуженно хвалит.

От стыда и справедливости как ощущений следует отличать такие добродетели, как стыдливость и совестливость. Добродетелям этим, как и всем другим, следовать трудно, но не тягостно. Тягостность, обусловленная неудовлетворенностью или обличаемым грехом, возникает при желании не испытывать ощущений стыда и обличений совести, а принятие этих обличений рождает в душе сокрушение о грехе.

Чувство справедливости, будучи всего лишь ощущением души, согласуется со всей душевной деятельностью. Если внимание человека направлено на выявление и преодоление греховных расположений, то справедливость позволяет ощутить соразмерность между грехами и трудом покаяния. Если же душа служит греху и устремляется во внешнее, то справедливость всегда устанавливает соразмерность между субъективными достоинствами, чаще мнимыми, и тем, на что человек претендует во внешнем мире. Поэтому видимые внешние притязания человека невольно говорят о его не осознаваемом или скрываемом самомнении.

Справедливость как качество, безусловно, хороша, но для кого же она посильна и спасительна во внешнем мире? Кто из людей осмелится сказать, что готов принять правосудное воздаяние за все свои тайные и явные расположения, мысли и поступки? Вряд ли отыщется такой человек, хотя бы потому, что не могут быть совершенными, безукоризненными дела человеческие по ограниченности человека, вызванной первородным грехом. Поэтому люди и ищут справедливого воздаяния кому угодно, только не себе. Поэтому и упразднен закон Ветхого Завета, основанный на справедливости, и на месте обветшавшего завета установлен Новый Завет, завет милости.

Об этом говорил еще апостол Павел (Посл. к Рим., Посл. к Евр.). Об этом же говорил и Спаситель: "Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется...” (Лк. 16, 16). Да и судимы мы будем не по Ветхому, а по Новому Завету.

Потребна милость человеку, и о ней молит Церковь устами священника при совершении всех треб. А в Церковных таинствах милость прямо и непосредственно сообщается человеку помимо прощения греховных дел. Но сказано, что суд будет (и есть) без милости не оказавшему милость.

Милостью вполне можно считать избавление от мук душевных и телесных или хотя бы попытку избавить человека от мучений. Многое может быть причиной мучений и страданий. Источником таких страданий для родителей чаще всего бывают дети: их отношение к родителям, отношения между братьями и сестрами, перенесения детьми болезней и наказаний и многое, многое другое. Нормальные родители страдают, когда дети враждуют с ними или просто "отделяются”, не желая поддерживать родственные отношения. Страдания приносит и вражда детей между собой, какие бы формы это вражда ни принимала. Болезни детей и их наказания за какие-либо преступления или проступки бывают настолько тягостны для любящих родителей, что для них было бы легче самим перенести болезнь или перетерпеть наказания по любви к детям. Какое отношение к такому поведению родителей, если бы оно было возможно, вызывало бы у нормальных детей, настолько ясно, что об этом не стоит и говорить. Такие же или сходные отношения складывались между мучающимся от греха человеком и православным подвижником благочестия, который принимал на себя отнюдь не грехи, – не дай Бог так думать – а труды покаяния в этих грехах и перенесения наказания за них, как телесных, так и душевных.

Какими же словами можно выразить мысли и чувства человека по отношению к тому, кто всегда и безотказно готов принять на себя последствия человеческой греховности, всегда и безусловно подлежащей правосудному воздаянию?

Эти чувства выражаются словами утреннего и вечернего правила, словами последования ко святому причащению; словами православного молитвослова. Слова эти всем доступны и произволения, времени и труда требует не их отысканиия, а выправляющее душу усвоение передаваемых ими мыслей и расположений. Поэтому правило одновременно оказывается правилом для души. Запоминание правила (по-мнить, по-думать, по-следовать за чьей-то мыслью) делается излишним, когда приходит его усвоение (правило делается своим) и понимание (по-имание, имение в себе). Правда, слова молитв обращены к Богу, а не к любящему нас человеку, страдающему за наши преступления. Но отношение Бога к людям отличается тем, что Его любовь к людям безмерна и бесконечна, как бесконечен, безмерен и непостигаем сам Бог, который и есть Любовь, страдающая за нас и вместо нас. Правда, Бог бесстрастен и страданий не испытывает. Но в Иисусе Христе Божество ни в коем случае неотделимо соединилось с человеческим естеством. Это единение сделало крестные страдания ограниченной человеческой плоти Сына Человеческого бесконечными во времени, безмерными в пространстве и более чем достаточными для искупления любых ограниченных человеческих согрешений. Спаситель, будучи безгрешным, перенес наказание за наши грехи. Своей смертью во плоти он устранил необходимость и неотвратимость правосудного воздаяния за грехи для тех, кого Он любит и кем Он любим, упраздняя не правосудие, а грехи и последствия греха. Он может нас помиловать. Легко, неоправданно легко выговариваются людьми, в том числе верующими, слова: "Бог простит”. Может и простить нас Спаситель, но только если, ни в коем случае не упраздняя правосудия, согласится распространить свои спасительные страдания и на нас, пострадать за нас.

Церковь учит, что Господь претерпел распятие, мучения и смерть за наши грехи. Другими словами: наши грехи причина его добровольных скорбей и страданий. Постоянно согрешая, мы постоянно являемся источником и причиной страданий Господа, которые, по любви к нам, Он перенес для избавления от страданий нас самих. И кому посильно выговорить, кого, в первую очередь, нас призывают помиловать слова: "Милости хочу, а не жертвы”.

Но вернемся к добродетелям.

Каждая из них в отдельности проистекает от любви, и все они любовью единятся. Сказано, что любовь ищет не своего, а полезного любимым. Так же и все добродетели ищут не своего, побуждают человека заботиться больше не о своем благе, а о благополучии ближнего. Помощь не-мощному или служение ему всегда потребны любящему. И чем сильнее любовь, тем сильнее выражена потребность принести пользу, послужить и распространяется она на все большее число людей. И кто хочет быть первым (в любви), тот становится всем слугой. Правда, только в том, в чем нет греха, ибо грех, в конечном счете, может только принести вред любимому, да и направленность греха ко внешнему противоположна направленности добродетели ко внутреннему. Поэтому и заповедано давать просящему, который в сердце содержит потребность, а не добивающемуся внешнего с устремлением к нему своего желания. Итак,любовь и неотделимые от нее добродетели ищут не приятного себе, а полезного любимому.

Природа добродетелей такова, что они не способствуют самоутверждению, самореализации, самовыражению и самодостаточности, столь любезных психологам. Доброта, щедрость, храбрость – все они обнаруживают добровольное самоограничение человеком самого себя во внешнем мире. Рассмотрите любую добродетель – и она окажется формой самоограничения вплоть до самоотвержения (самоотверженность).